Недавно на Фан-сайте в очередной раз протекала жаркая дискуссия о Хаусе и природе его боли. Благодаря этой дискуссии, захотелось углубиться в пожелтевшие пленки и попробовать в очередной раз задаться старым, как мир, вопросом: может ли Хаус быть Хаусом без боли?
Ради подобного предприятия пришлось проделать нечто, весьма для меня трудное.
читать дальше
Набравшись смелости, оставив включенной настольную лампу, укрывшись до ушей одеялом, я, наконец, решилась пересмотреть вторую серию третьего сезона: "Cane and Able"
Это, пожалуй, единственная серия, которую я физически не могла пересматривать. Не потому что Хаус там не тот и не потому что, серия мне не нравится, а потому, что, посмотрев эту серию впервые, мне казалось, что ничего более жестокого невозможно придумать, и мне было настолько страшно, что я решила оставить в памяти только финальную композицию: "Гравитацию" Джона Майера.
При этом, я также понимала, что это одна из лучших серий в этом сериале, потому что в ней за 42 сжатых минуты мистеру Лори и Хаусу удается прожить целую жизнь.
Серии полезно пересматривать, потому что сумбурные ассоциации и зашкаливающие эмоции во второй раз обретают смысл и форму.
Так, например, я сегодня поняла, что мне смутно напоминала эта история "заранее заведомого краха". А именно, "Цветы для Элджернона".
В обеих историях человек получает крылья взаймы, временную возможность летать, чтобы потом вернуться к своему изначальному плачевному состоянию.
Но еще подумалось, что если в рассказе Киза герой является полным заложником независящих от него процессов, герой Шора не полностью лишен ответственности за собственное падение.
Что вовсе не значит, что от этого понимания легче было смотреть на экзекуцию, которой подвергается Хаус в этой кошмарной серии. Ведь ничего не может быть хуже спаленных крыльев.
Или может?
В этой серии рассказана вся история Грегори Хауса, от блистательного начала до менее блистательного, но единственно возможного конца. Мне сейчас кажется, что эта серия вполне могла бы быть единственной в сериале "House M.D" и ее было бы хватило, чтобы понять суть этой истории, растянувшейся на 7 сезонов.
В этой серии поднимаются все вопросы, мучающие фанатa испокон века. Размышления о природе боли Хауса, об уникальности Хауса, о его правоте, о его даре, о том, каким он мог бы быть, не случись катастрофы, о его отношениях с окружающими и об отношении окружающих к нему. Все эти темы потом будут тщательно раскрыты и рассмотрены под лупой. Но это вовсе не обязательно. Потому что из этой серии, из нескольких хлестких, как теннисная игра, диалогов, из музыки и из лица мистера Лори, меняющегося столь же быстро, как весеннее небо, мы узнаем все о Хаусе, о герое и о человеке.
В этой серии, продолжающей премьеру третьего сезона, с Хаусом происходит длительная и детальная метаморфоза, в которой он из здорового, окрыленного и вдохновенного человека, превращается в хмурого и поникшего калеку.
Он борется некоторое время, но потом сдается во власть злых чар. В некотором смысле эта капитуляция является для него облегчением.
Подобное предположение подтверждается словами Формана: "Если Хаус здоров, почему я должен выслушивать его издевательства?"
Белые одежды постепенно подменяются черными, и злой близнец, грызущий Хауса изнутри, вырывается наружу, несмотря на некоторые попытки его уничтожить.
Серия называется "Cane and Able". Это игра слов. "Трость и ?". Able - aнтоним слова disabled, инвалид. Но это слово также означает "быть в состоянии", "иметь возможность". Что же это получается? Поиграв с названием серии, выходит, что Хаус может быть "able" при наличии трости. А что если Хаусу необходима эта самая трость, чтобы что-либо "мочь"?
Уилсон и Кадди решают преподать Хаусу урок скромности, они пытаются научить его не доверять себе беспрекословно и не играть Бога.
Мотив Уилсона интересен и во многом верен: он пытается поймать момент здоровья, и разбить цепочку между болью и ошибкой, между загадками и здоровьем. Уилсон ведь полагает, что боль Хауса психосоматическая.
Их ложь отзывается в Хаусе возвращающейся болью и потребностью в наркотике. Хаус не может вынести свою неправоту, и она обретает форму физических симптомов.
Но связь между болью и ошибкой иллюзорна. Боль не проходит, когда Хаус узнает, что он был прав, зато он снова может думать и не сдаваться.
Какова же связь между болью и загадками? Существует ли она вообще? И почему то, что служит усугублению боли, не может послужить избавлению от нее? Может ли эта связь быть односторонней?
Эта серия задает бесчисленное количество вопросов о природе Хауса. Почему он так цепляется за эту боль, постоянно прислушиваясь к себе? Но цепляется ли вообще? Ведь мы видим, как он бежит беговой дорожке, пытаясь прислушаться к совету Кадди: тренировки сделают свое дело. И почему так быстро сдается?
Кемерон спрашивает у Кадди, зачем это нужно? Зачем учить Хауса быть таким, как все? Это не справедливо, говорит она, он не должен быть таким как все.
Кемерон тотальна, ей нравится Хаус - бог.
Уилсону же больше подходит Хаус - человек. Его вполне можно понять
Но кто тут прав?
Правы все, и все ошибаются.
Уилсон и Кадди совершают роковую ошибку из благих побуждений: вместо того, чтобы разбить цепочку неправота-боль, они запаивают ее насмерть. Даже если объективное положение вещей иное, Хаус оперантно учится, что связь существует. Теперь он не только не может быть неправым, но и не может позволить себе не болеть. Чем больнее ему будет, тем лучше он будет функционировать. Этот идиотский вывод он повторяет и в метадоновой серии.
Урок Уилсона оборачивается в этот раз крахом для физического состояния Хауса, но он заново обретают веру в себя. Хаус заявляет, что Бог не хромает, но из кабинета Уилсона выходит хромающий Бог, сохранивший свои исцеляющие крылья. Бог, изгнавший дьявольских инопланетян. Бог, который платит за эти самые крылья тростью и викодином. А что вы хотели? Bы не всегда… Если вы вдруг забыли, об этом пелось в финале прошлой серии.
Pоковую связь между ошибкой и болью разорвать в этот раз не удалось.
Хаус лжет. В его понятии Боги не могут не хромать.
Подтверждение этой гипотезе мы слышим в песне, звучащей за кадром в финальной сцене и это, по сути, еще один вопрос: "Я никогда не узнаю, что заставляет этого человека, в сердце которого столько любви, сколько может вынести сердце, мечтать о способе всю ее вышвырнуть".
Вот он ответ, имплицитно прозвучавший уже тогда, на заре сериала: он делает это с собою сам.
И мы даже с некоторой долей уверенности можем предположить, что заставляет его убивать в себе любовь, здоровье и благополучие: страх, что без "трости", он не будет способен ни на что.
Cane and able - это утверждение, почти девиз.
За грех гордыни Хауса карают не боги, а его собственное подсознание.
Психосоматические симптомы тем хороши, что позволяют не переживать и не осознавать. Они - удобный побег от страшной возможности встретиться лицом к лицу с собственными химерами.
Какова главная химера Хауса? Боится ли он не быть Богом? Боится ли он преследующего его голоса отца: "Ты не прав"? Как бы там ни было, ошибка тянет его вниз со всей силой гравитации и пугает настолько, что он готов платить за нее физической болью. Может быть, это такая изощренная форма наказания?
Три года спустя тот же самый урок преподает Хаусу жизнь. Хаус был прав и все равно ошибся. Хаус не Бог. Жизнь, в отличие от Уилсона, не лжет. Может быть, поэтому в этот раз урок оказывается эффективнее.
Его крылья снова в опасности и он уже готов зацепиться за свою боль, чтобы позволить себе улететь в викодиновый рай. Хаус хватается за знакомую и уютную цепочку: ошибка, боль, викодин. Это то, что ему знакомо, это его библия. Ошибка в собственном диагнозе - боль. Ошибка в кетаминовой истории - боль. Не боль - ошибка в метадоновой серии.
Но в этот раз, с помощью Кадди, цепочку удается разбить.
"Помоги мне" проделывает обратный путь "Каина и Абеля".
В 3х2 эйфория перетекла в ошибку, которая перетекла в боль.
В 6х22 ошибка, которая перетекла в боль, обернулась эйфорией.
Идея о том, что Хаус позволил себе не быть Богом, но стать человеком, не нова.
Крылья Хауса, о которых так беспокоился Уилсон, подпалила Ханна. Но, отказавшись от этих крыльев, возможно, что Хаус может отказаться и от боли.
Цепочка, сформировавшая персонажа, как героя, так и человека, разбита.
Я пока не уверена, какой вывод Хаус сделал из подобного стечения обстоятельств, но можно предположить, что он позволил себе не болеть.
Значит ли это, что теперь он позволит себе ошибаться?
Остается завершить сии размышления продолжением песни "Гравитация" :
"Вдвое больше - не значит вдвое лучше, и невозможно выдержать так, как можно половину. Хотеть большего - вот, что опустит меня на колени".
Ради подобного предприятия пришлось проделать нечто, весьма для меня трудное.
читать дальше
Набравшись смелости, оставив включенной настольную лампу, укрывшись до ушей одеялом, я, наконец, решилась пересмотреть вторую серию третьего сезона: "Cane and Able"
Это, пожалуй, единственная серия, которую я физически не могла пересматривать. Не потому что Хаус там не тот и не потому что, серия мне не нравится, а потому, что, посмотрев эту серию впервые, мне казалось, что ничего более жестокого невозможно придумать, и мне было настолько страшно, что я решила оставить в памяти только финальную композицию: "Гравитацию" Джона Майера.
При этом, я также понимала, что это одна из лучших серий в этом сериале, потому что в ней за 42 сжатых минуты мистеру Лори и Хаусу удается прожить целую жизнь.
Серии полезно пересматривать, потому что сумбурные ассоциации и зашкаливающие эмоции во второй раз обретают смысл и форму.
Так, например, я сегодня поняла, что мне смутно напоминала эта история "заранее заведомого краха". А именно, "Цветы для Элджернона".
В обеих историях человек получает крылья взаймы, временную возможность летать, чтобы потом вернуться к своему изначальному плачевному состоянию.
Но еще подумалось, что если в рассказе Киза герой является полным заложником независящих от него процессов, герой Шора не полностью лишен ответственности за собственное падение.
Что вовсе не значит, что от этого понимания легче было смотреть на экзекуцию, которой подвергается Хаус в этой кошмарной серии. Ведь ничего не может быть хуже спаленных крыльев.
Или может?
В этой серии рассказана вся история Грегори Хауса, от блистательного начала до менее блистательного, но единственно возможного конца. Мне сейчас кажется, что эта серия вполне могла бы быть единственной в сериале "House M.D" и ее было бы хватило, чтобы понять суть этой истории, растянувшейся на 7 сезонов.
В этой серии поднимаются все вопросы, мучающие фанатa испокон века. Размышления о природе боли Хауса, об уникальности Хауса, о его правоте, о его даре, о том, каким он мог бы быть, не случись катастрофы, о его отношениях с окружающими и об отношении окружающих к нему. Все эти темы потом будут тщательно раскрыты и рассмотрены под лупой. Но это вовсе не обязательно. Потому что из этой серии, из нескольких хлестких, как теннисная игра, диалогов, из музыки и из лица мистера Лори, меняющегося столь же быстро, как весеннее небо, мы узнаем все о Хаусе, о герое и о человеке.
В этой серии, продолжающей премьеру третьего сезона, с Хаусом происходит длительная и детальная метаморфоза, в которой он из здорового, окрыленного и вдохновенного человека, превращается в хмурого и поникшего калеку.
Он борется некоторое время, но потом сдается во власть злых чар. В некотором смысле эта капитуляция является для него облегчением.
Подобное предположение подтверждается словами Формана: "Если Хаус здоров, почему я должен выслушивать его издевательства?"
Белые одежды постепенно подменяются черными, и злой близнец, грызущий Хауса изнутри, вырывается наружу, несмотря на некоторые попытки его уничтожить.
Серия называется "Cane and Able". Это игра слов. "Трость и ?". Able - aнтоним слова disabled, инвалид. Но это слово также означает "быть в состоянии", "иметь возможность". Что же это получается? Поиграв с названием серии, выходит, что Хаус может быть "able" при наличии трости. А что если Хаусу необходима эта самая трость, чтобы что-либо "мочь"?
Уилсон и Кадди решают преподать Хаусу урок скромности, они пытаются научить его не доверять себе беспрекословно и не играть Бога.
Мотив Уилсона интересен и во многом верен: он пытается поймать момент здоровья, и разбить цепочку между болью и ошибкой, между загадками и здоровьем. Уилсон ведь полагает, что боль Хауса психосоматическая.
Их ложь отзывается в Хаусе возвращающейся болью и потребностью в наркотике. Хаус не может вынести свою неправоту, и она обретает форму физических симптомов.
Но связь между болью и ошибкой иллюзорна. Боль не проходит, когда Хаус узнает, что он был прав, зато он снова может думать и не сдаваться.
Какова же связь между болью и загадками? Существует ли она вообще? И почему то, что служит усугублению боли, не может послужить избавлению от нее? Может ли эта связь быть односторонней?
Эта серия задает бесчисленное количество вопросов о природе Хауса. Почему он так цепляется за эту боль, постоянно прислушиваясь к себе? Но цепляется ли вообще? Ведь мы видим, как он бежит беговой дорожке, пытаясь прислушаться к совету Кадди: тренировки сделают свое дело. И почему так быстро сдается?
Кемерон спрашивает у Кадди, зачем это нужно? Зачем учить Хауса быть таким, как все? Это не справедливо, говорит она, он не должен быть таким как все.
Кемерон тотальна, ей нравится Хаус - бог.
Уилсону же больше подходит Хаус - человек. Его вполне можно понять
Но кто тут прав?
Правы все, и все ошибаются.
Уилсон и Кадди совершают роковую ошибку из благих побуждений: вместо того, чтобы разбить цепочку неправота-боль, они запаивают ее насмерть. Даже если объективное положение вещей иное, Хаус оперантно учится, что связь существует. Теперь он не только не может быть неправым, но и не может позволить себе не болеть. Чем больнее ему будет, тем лучше он будет функционировать. Этот идиотский вывод он повторяет и в метадоновой серии.
Урок Уилсона оборачивается в этот раз крахом для физического состояния Хауса, но он заново обретают веру в себя. Хаус заявляет, что Бог не хромает, но из кабинета Уилсона выходит хромающий Бог, сохранивший свои исцеляющие крылья. Бог, изгнавший дьявольских инопланетян. Бог, который платит за эти самые крылья тростью и викодином. А что вы хотели? Bы не всегда… Если вы вдруг забыли, об этом пелось в финале прошлой серии.
Pоковую связь между ошибкой и болью разорвать в этот раз не удалось.
Хаус лжет. В его понятии Боги не могут не хромать.
Подтверждение этой гипотезе мы слышим в песне, звучащей за кадром в финальной сцене и это, по сути, еще один вопрос: "Я никогда не узнаю, что заставляет этого человека, в сердце которого столько любви, сколько может вынести сердце, мечтать о способе всю ее вышвырнуть".
Вот он ответ, имплицитно прозвучавший уже тогда, на заре сериала: он делает это с собою сам.
И мы даже с некоторой долей уверенности можем предположить, что заставляет его убивать в себе любовь, здоровье и благополучие: страх, что без "трости", он не будет способен ни на что.
Cane and able - это утверждение, почти девиз.
За грех гордыни Хауса карают не боги, а его собственное подсознание.
Психосоматические симптомы тем хороши, что позволяют не переживать и не осознавать. Они - удобный побег от страшной возможности встретиться лицом к лицу с собственными химерами.
Какова главная химера Хауса? Боится ли он не быть Богом? Боится ли он преследующего его голоса отца: "Ты не прав"? Как бы там ни было, ошибка тянет его вниз со всей силой гравитации и пугает настолько, что он готов платить за нее физической болью. Может быть, это такая изощренная форма наказания?
Три года спустя тот же самый урок преподает Хаусу жизнь. Хаус был прав и все равно ошибся. Хаус не Бог. Жизнь, в отличие от Уилсона, не лжет. Может быть, поэтому в этот раз урок оказывается эффективнее.
Его крылья снова в опасности и он уже готов зацепиться за свою боль, чтобы позволить себе улететь в викодиновый рай. Хаус хватается за знакомую и уютную цепочку: ошибка, боль, викодин. Это то, что ему знакомо, это его библия. Ошибка в собственном диагнозе - боль. Ошибка в кетаминовой истории - боль. Не боль - ошибка в метадоновой серии.
Но в этот раз, с помощью Кадди, цепочку удается разбить.
"Помоги мне" проделывает обратный путь "Каина и Абеля".
В 3х2 эйфория перетекла в ошибку, которая перетекла в боль.
В 6х22 ошибка, которая перетекла в боль, обернулась эйфорией.
Идея о том, что Хаус позволил себе не быть Богом, но стать человеком, не нова.
Крылья Хауса, о которых так беспокоился Уилсон, подпалила Ханна. Но, отказавшись от этих крыльев, возможно, что Хаус может отказаться и от боли.
Цепочка, сформировавшая персонажа, как героя, так и человека, разбита.
Я пока не уверена, какой вывод Хаус сделал из подобного стечения обстоятельств, но можно предположить, что он позволил себе не болеть.
Значит ли это, что теперь он позволит себе ошибаться?
Остается завершить сии размышления продолжением песни "Гравитация" :
"Вдвое больше - не значит вдвое лучше, и невозможно выдержать так, как можно половину. Хотеть большего - вот, что опустит меня на колени".
@темы: 3-й сезон, 6-й сезон, заметки мозгоправа, жж, рецензия