Добрые, глупые, злобные, убийцы и прочие грешники. Кто-то жену обманывает, кто-то за убийство сидит и ждет смертной казни, кто-то в Африке жизни спасает, кто-то боится признаться родителям, что курит. Разуверившийся священник, сенатор, мафиози, испуганный подросток, модель, велогонщик, фотограф, создатель компьютерных игр, уголовник, учительница. Гомосексуалисты, лесбиянки, мистики, верующие в Христа и ни в кого не верующие, добрые и не особенно. Люди, одним словом.
Столько лиц, столько жизней в этом госпитале со стеклянными стенами. Тут уже не скроешься, все твоё тайное становится явным. Правильно говорят, голым человек рождается, голым уходит. Только рождается он вроде как безгрешным, а уходит – в грехе.
Предположим, человек умер. Верховный Судья строго рассматривает его жизнь. Душа человека сидит опустив призрачную голову. Верховный Судья вздыхает. Прелюбодеяние, кража, ложь, убийство, - в чем-нибудь да согрешил человек, в чем-нибудь да провинился. Будет ли прощение? – трепещет душа. – Или ад? Пожизненно? Вечно?!!!
Бедные мы бедные.
Не то чтобы Хаус мне представлялся Верховным Судией. Хотя это было бы забавно: Верховный Судия – лжец, вор, манипулятор и обзывает всех больных (ой, умерших) идиотами. А также ангелов и архангелов.
И всё же.
Когда человек оказывается на краю собственной жизни. Когда он всего себя с потрохами вверяет в руки доктору, у него к этому доктору возникает особое отношение.
В руках у доктора оказывается не просто жизнь как физическое явление. Но жизнь как цепь событий, впечатлений, желаний, поступков, надежд. То, что никак невозможно пересказать, то, что неповторимо, уникально, в чем виноват только ты (в жизни как в явлении физическом виноваты твои родители). Эта жизнь и есть ты – в руках доктора. И ты ждешь от него приговора. Не в прямом смысле. Я даже не знаю как этот смысл определить.
Хаус никогда и никого не судит. Точнее – не осуждает. И если бы он был Верховным, ад был бы пуст. Рай, впрочем, тоже.
Мне всегда интересно, что происходит с исцеленными им людьми. Особенно с теми, кто раскрылся перед ним. Кто на самом краю сделал переучет собственной жизни, если так позволительно сказать.
Я даже думала составить что-то вроде реестра больных доктора Хауса. Но мне слабо. Слишком их много (включая и тех, кто вроде меня, - перед экраном). Если еще и клинику учитывать – чуть не книжка получится.
Я люблю старика, которому Хаус отчаянно искал сердце.
Люблю ученого, который оказался неизлечим.
Люблю храбрую девочку, больную раком.
И тот парень, который получал удовольствие от придушения и прочих извращений, мне симпатичен (Да!).
Перед Хаусом, как перед смертью, все равны.